КОМАРОВА ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА (1948 – 2020)
12 июля 2020 г. после тяжелой продолжительной болезни от нас ушла Галина Александровна Комарова.
Биография ее не вполне обычна. Она родилась в Мончегорске Мурманской области, а детство ее прошло в далеком русском селе Красное Тарногского р-на Вологодской обл. Девочка росла в простой многодетной сельской семье, в которой было пятеро детей. Галя была старшей, и ей с раннего возраста приходилось смотреть за младшими. Но ее кругозор не ограничивался Красным. В далеком детстве ей довелось с родителями побывать в Молдавии, оставившей в ее памяти неизгладимое впечатление. Приехав в Красное, она одно время воспринималась там как «иностранка», и ей за это доставалось от сверстников. Но зато, возможно, именно тогда она задумалась о роли культурных различий. Ей повезло со школой, директором которой был неординарный человек Арсений Васильевич Меньшиков, имевший богатую домашнюю библиотеку и постоянно пополнявший ее новой литературой. Подружившись с его дочерьми, Галя нередко пользовалась этой библиотекой, читала много книг и журналов, тем самым расширяя свои знания об окружающем мире. В школе она настолько хорошо училась, что по окончании ее оставили там учительницей и приняли в КПСС. Последнее было необычно: редко кому в столь юные годы доводилась такая высокая честь – ведь в селе в партию принимали самых достойных. Видимо, местное руководство имело на нее виды. Но Галя решила иначе. Года два поработав в школе преподавательницей немецкого языка и классным руководителем, она в 1968 г. отправилась в Москву поступать на Исторический факультет МГУ. Денег было очень мало, в Москве она остановилась у тети. Но справилась с трудностями и поступила.
Учиться было непросто. Приходилось многое наверстывать. Узнав о кафедре этнографии, она пошла туда, мечтая заниматься культурой Русского Севера. Но это там оказалось ненужным, и начались бесконечные проблемы, которые ее преследовали всю жизнь. Тогда Г.Е. Маркову нужны были ученицы, и он взял ее для написания работы о кочевниках. Поступив на факультет, Галя попала в группу итальянского языка – поэтому Марков решил, что она сможет заниматься кочевниками Сомали, которые у нас тогда были плохо известны. Так ей пришлось штудировать итальянскую литературу по Сомали, что было весьма непросто. Но она справилась и диплом успешно защитила.
Тем временем происходили изменения в личной жизни. В 1969 г. ее курсу надо было проходить археологическую практику. Приходилось выбирать между Новгородом и раскопками в Крыму под Симферополем у санатория Чайка. Она выбрала Крым, чтобы увидеть море. Там-то мы с ней и встретились и полюбили друг друга с первого взгляда. С тех пор мы практически не расставались. Я ее часто навещал в общежитии, которое тогда находилось в главном здании на Ленинских горах. Помню, родители время от времени присылали ей огромную банку со свиной тушенкой, и она меня этим угощала. Иногда она приходила к нам домой в 1-й Хвостов пер., где у нас была большая квартира, доставшаяся от бабушки, поселившейся там еще в 1916 г.
Я закончил МГУ в 1971 г., а Галя в 1973 г. В 1972 г. мы поженились, и у нас родился сын.
Жить приходилось непросто. Я после окончания остался без работы, и лишь в ноябре получил временную техническую работу. Официально я числился «инженером Союзводпроекта», который в те годы занимался проектом по переброске сибирских рек в Среднюю Азию. Тогда требовалось проводить по трассе археологические разведки, чем занимались сотрудники Хорезмской экспедиции Института этнографии АН СССР. И в ноябре 1971 г. они меня взяли для обработки полевых материалов, за что я им очень благодарен. Затем в начале 1972 г. я был официально зачислен научно-техническим сотрудником в Институт этнографии и четыре года проработал в Хорезмской экспедиции. Но зарплата была невысокой, а надо было кормить семью. Поэтому приходилось по четыре, а то и по шесть месяцев проводить в поле, за что платили кое-какую надбавку.
Тем временем и Галя окончила вуз, успешно защитившись по кочевникам Сомали, и столь же успешно оставшись без работы. У нас был сын, за ним надо было ухаживать, а даму с ребенком на работу никто брать не хотел. И это притом, что у нее была чистая советская биография – девочка из села, русская, с прекрасными характеристиками, член КПСС, общественница. Казалось бы, все, что нужно для успешной советской карьеры. Но оказалось, что все было не так красиво, как рисовала советская пропаганда. У девушки не имелось никаких нужных связей, и именно это закрывало перед ней все возможные пути. Все же в 1975 г. судьба к нам смилостивилась, и за это мы навек благодарны Людмиле Николаевне Терентьевой, которая тогда была зам. директора Института этнографии. Только благодаря ее поддержке Галю взяли в Институт, где она долгие годы должна была выполнять обязанности секретарши Терентьевой – помогала ей оформлять документацию и принимать посетителей. Правда, это помогло Гале хорошо узнать сотрудников Института – кто есть кто.
Затем она попала в сектор Прибалтики и Поволжья, где участвовала во многих полевых исследованиях в обоих регионах. Это дало ей огромный полевой опыт, помогло познакомиться с массой людей на местах, и ее там хорошо знали. Она оказалась прекрасным полевым исследователем: умело выстраивала взаимоотношения с людьми, многое подмечала, запоминала – память у нее была феноменальная. Но занятию наукой это не сильно помогало. Ее считали исполнительным техническим работником, а так как она была в партии, посадили вести протоколы партбюро Института, что отнимало у нее массу времени и сил. Правда, это дало ей возможность познакомиться с внутренней кухней, она еще лучше узнала сотрудников, поняла, что и как делается.
Но с наукой не клеилось. Она хотела заняться проблемой детства, начала собирать материал. Но в начале 1980-х гг. это сочли неперспективной (!) темой (только двадцать лет спустя Гале удалось вернуться к этой теме и издать об этом книгу). Тогда она занялась положением женщин в Чувашии. Фактически это было первое в нашей науке полевое исследование по гендерной тематике. В те годы еще никакой гендеристики не было, и о многом писать было не принято, да и честное изложение фактических материалов несколько расходилось с красивыми картинками официальной пропаганды. Тем не менее, Галя сделала все, что в ее силах, и в итоге в 1989 г. успешно защитила кандидатскую диссертацию по теме «Современная чувашская женщина в семье и в обществе: (На материалах массовых обследований в ЧАССР)».
Тем временем, ситуация в стране менялась, обострялись межэтнические отношения, то здесь, то там вспыхивали конфликты. Нужно было оперативно собирать информацию, и М.Н. Губогло поручил Гале этим заняться. На рубеже 1980-1990-х гг. она ездила по многим регионам, собирала и обобщала огромную информацию, опираясь на личный опыт, а главным образом на контакты с местными специалистами и материалы региональной прессы. В результате она собрала огромный банк данных и колоссальный газетный фонд, который много лет хранила, не давая уничтожить.
Но наступили суровые времена – экономический и политический кризис, наука оказалась на обочине, нам месяцами не выплачивали зарплату. У меня тоже возникли проблемы – мой сектор истории первобытного общества ликвидировали, посчитав ненужным, и надо было искать новое поле для исследований. Приходилось думать, как жить дальше. Все мои попытки начать какие-либо новые исследования в России упирались в стену непонимания или сопротивления. Потерпев несколько неудач, я решил попытать счастья за рубежом. Так мне и посчастливилось получить вначале стажировку в Университете Торонто (Канада), а затем – приглашение для двухмесячной исследовательской работы в научном Центре Вудро Вильсона в Вашингтоне. После этого меня взял к себе Эрнест Геллнер, который тогда основал в Праге свой Центр изучения национализма. Все это было безумно интересно, и только так у меня появилась возможность получать нормальную зарплату и поддерживать семью.
Тем временем Галя оставалась в Москве. В 1990-х гг. М.Н. Губогло много занимался этнополитической тематикой, и под его руководством выходили десятки сборников, посвященных этнополитическим процессам в республиках постсоветской России и в странах бывшего СССР. Некоторые из этих сборников составляла и редактировала Галя. Благодаря этому, она получила огромный редакторский опыт, который впоследствии ей очень пригодился.
В начале 1990-х гг. наша хорошая американская подруга Пола Гарб попросила ее помочь с организацией и проведением российско-американского исследования на Южном Урале, в зоне радиоактивной катастрофы из-за бесконечных аварий и утечек радиации, заражавшей местные водные ресурсы. Галя согласилась и фактически оказалась единственным в мире этнографом, проводившим в 1993-1998 гг. полноценные и очень сложные и опасные исследования в этой зоне радиоактивного заражения. Это был гражданский подвиг, и за это она была достойна награды, но, разумеется, никакой награды не последовало. Тем не менее, результатом стали книга «Предтеча Чернобыля: этнокультурные аспекты экологической катастрофы на реке Теча» (М.: ИЭА РАН. 2002) и успешно защищенная в 2003 г. докторская диссертация.
Фактически только во второй половине 1990-х гг. Галя почувствовала себя свободной в выборе тематики и проведении научных исследований. Тогда она получила престижный грант Макартуров. Я тоже начал получать международные гранты, и появилась возможность уезжать для длительной работы в международных научных центрах. Теперь мы много ездили вместе – побывали в Италии, Японии, США, Израиле, Австрии и Финляндии.
Пока я работал по своей тематике, Галя сама искала интересные темы. Так, например, ею и было проведено уникальное исследование у советских эмигрантов в Бостоне. Она много раз ездила в те кварталы, где они жили, и брала у них интервью.
А когда мы жили в Иерусалиме, она собрала не менее интересные материалы об эмигрантах в Израиле. Но, к сожалению, их обработать и проанализировать ей было уже не суждено.
В Японии она тоже сделала немало интересных наблюдений. По возвращении в Москву Галя активно участвовала в организации симпозиумов на Всероссийских конгрессах этнографов и антропологов. Тогда она снова нашла необычную тему, связанную с антропологией академической жизни. С большим энтузиазмом она взялась за организацию симпозиумов по этой тематике, подбирала докладчиков, работала с ними, затем выпускала сборники по результатам обсуждений. Эти симпозиумы неизменно имели огромный успех и собирали массу участников и обширную аудиторию. Но кому-то это не понравилось, и продолжать эту деятельность Гале запретили, хотя она надеялась работать в этом направлении и дальше, тем более что с годами появилась целая когорта профессиональных и заинтересованных авторов, готовых к такой работе.
Параллельно, благодаря нашим хорошим контактам с зарубежными коллегами, Гале удалось взять несколько бинарных интервью у российских и зарубежных женщин-антропологов и опубликовать их в ряде научных журналов. Это тоже была ее инициативная работа, которую никто раньше не проводил.
Затем она занялась проблемой междисциплинарности, благо ей самой постоянно приходилось проводить исследования на стыке нескольких дисциплин, связанных прежде всего с этносоциологией.
Наконец, ее последней работой был большой труд, посвященный «Русскому миру». Она собрала немало авторов из самых разных стран и регионов мира, снова много с ними работала. Здесь-то и пригодился ее опыт изучения русской диаспоры в различных странах мира. Это было уникальное исследование, предмет гордости нашего Института. Но и здесь ей не давали нормально работать, и кое-кто всячески ставил палки в колеса. Это давление вызвало у нее жуткий стресс, который и положил начало ее тяжелой неизлечимой болезни.
Галя была не только прекрасным ученым, но также очень порядочным и надежным человеком. Она была кристально честной как в науке, так и в жизни. Она терпеть не могла предательства и непорядочности. В то же время она была исключительно доброжелательной и всегда старалась увидеть в людях их светлые стороны. Она также была очень скромным человеком и стремилась держаться в тени, но при этом внимательно наблюдала за происходящим вокруг и многое подмечала. Мне кажется, что эта особенность и вызвала у нее интерес к антропологии академической жизни, ведь где бы она ни находилась, она всегда чувствовала себя в поле.
Она любила жизнь, любила свою семью и своих родственников, любила домашний уют. Я помню, как она боролась за получение достойной квартиры, когда в 1998 г. нас фактически силой выселили из нашего прежнего дома в центре Москвы и хотели переселить на далекую окраину. Только благодаря Галиной отчаянной энергии мы все же добились получения квартиры в новом доме, который изначально предназначался для избранных, но в результате наших действий стал прибежищем для таких же, как мы, москвичей.
Галя была очень отзывчивым теплым человеком и всегда приходила на помощь тем, кому эта помощь требовалась. При этом она забывала о себе, интересы других людей ей казались важнее. Люди это ценили, и за годы у нее появилось множество друзей как в России, так и в зарубежье.
Ее помнят коллеги, друзья. Я получил много писем соболезнования. Люди называют Галю исключительно «светлым человеком». Формально у нее не было учеников, но немало молодых специалистов как в России, так и за рубежом благодарны ей за поддержку и добрые советы, некоторые считают ее своим наставником.
Она ушла от нас навсегда, и это – огромная беда, невосполнимая утрата. Многим будет ее не хватать. Думаю, она вписала немало прекрасных страниц в историю нашего Института, страниц, которыми будут гордиться. Ее светлый образ навсегда останется в наших сердцах.
В.А. Шнирельман
Публикации Галины Александровны Комаровой:
Некоторые публикации:
● Комарова Г. А. Хроника межнациональных конфликтов в России. 1991 год. М., ЦИМО ИЭА РАН, 1994. 196 с.
● Комарова Г. А. Хроника жизни национальностей в СССР. М., ЦИМО ИЭА РАН, 1996. 258 с.
● Комарова Г. А. Хроника жизни национальностей накануне распада СССР. М., ЦИМО ИЭА РАН. 1997. 322 с.
● Комарова Г. А. Предтеча Чернобыля: этнокультурные аспекты экологической катастрофы на реке Теча. М.: ИЭА РАН. 2002.
● Комарова Г. А. «Русский» Бостон. М.: ЦИМО ИЭА РАН. 2002. 308 с.
● Антрополог — это очевидец // Антропологический форум. № 14. Online. 2011.
● Сила антропологического подхода / Антропологический форум. № 17. Online. 2012.