Интервью с Еленой Данилко

Представляем вашему вниманию интервью с Еленой Данилко, д.и.н., заведующей Центром визуальной антропологии ИЭА РАН, чья исследовательская деятельность вдохновляет и обогащает наше понимание мира. В год празднования юбилея Елены Сергеевны мы поговорили о ее научном пути, увлечении визуальной антропологией и многолетнем изучении старообрядчества.

В интервью Елена Сергеевна поделилась своими размышлениями о том, как изменилось ее восприятие старообрядцев за годы исследований, подчеркнув их удивительную способность сохранять идентичность в современном мире. Она рассказала о formative influence, оказанном на нее Раилем Кузеевым в период работы в Уфе, и о важности «мышления вне рамок».

Елена Данилко также поделилась своей любовью к кино и его роли в антропологических исследованиях, подчеркнув способность визуального языка передавать нюансы и создавать «ощущение присутствия». Она рассказала о критериях оценки антропологического кино и подчеркнула важность этического подхода в работе с героями, а также умение не навязывать зрителю свою точку зрения.

Читайте интервью с Еленой Данилко – о личном, научном и визуальном взгляде на антропологию!

Ваша кандидатская и докторская диссертации посвящены старообрядчеству. Что Вас так привлекает в этой теме? Что было самым сложным и интересным в процессе работы над этими исследованиями? 

Когда я только приступала к теме, я немного романтизировала старообрядцев, они казались мне загадочным, закрытым сообществом, сообществом с секретом. Теперь они не то чтобы утратили свой секрет, просто пришло более глубокое понимание. И как все мои коллеги, занимающиеся этой темой, я постоянно задаюсь вопросом, как старообрядцам удается сохранять свою идентичность, тесно связанную с традицией, в современной в такой стремительной изменяющейся жизни. Собственно, это удивительное сочетание устойчивого и изменчивого, рационального и утопического, это переплетение канонов и практик, и служит постоянным источником вдохновения. Самое сложное и, одновременно, самое интересное – налаживание личных контактов, когда люди доверяют тебе, и исследование становится вообще возможным. Эти связи крепнут и постепенно превращаются в дружбу, почти в семейные отношения. Все это один из приятных бонусов работы антрополога. 

Вы долгое время работали в Центре этнологических исследований Уфимского научного центра РАН. Как работа в региональном научном центре повлияла на Вашу научную деятельность? 

Основные исследовательские навыки, – как формулировать вопросы и как работать в поле, – я получила как раз в Уфе. Мне повезло, директором нашего Музея и исследовательского центра был Раиль Гумерович Кузеев, ученый с мировым именем, человек невероятной эрудиции и невероятного же обаяния. Он учил нас свободно, нестандартно мыслить («out of box»), выбираться за рамки своих узких тем, учил стилю и ясности изложения («как пишешь, так и думаешь»). Поэтому это, безусловно, был важнейший этап для меня, и жизненный, и карьерный.

Вы являетесь автором более ста научных публикаций и около десяти визуально-антропологических фильмов. Какая форма научной коммуникации Вам ближе – текст или фильм? В чем преимущества и недостатки каждого формата? 

Часто говорят, что лучше один раз увидеть, чем услышать/прочитать. Я очень люблю кино, не только антропологическое, любое кино. Мне думается, что язык кино позволяет глубже понять изучаемое сообщество, увидеть незаметные детали, рассказать о невыразимых словами вещах, а самое главное – прожить с людьми на экране какой-то кусок жизни, сопереживая их проблемам и радуясь их радостям. Но наука словоцентрична, так или иначе все следует превращать в тексты. Поэтому, конечно, нужно уметь пользоваться разными языками описания. Хотя современная антропология все больше обращается к ощущениям, нежели к фактам, появляются разнообразные формы «антропологических продуктов». И это не может не радовать. В визуальной антропологии, которая складывалась одновременно и как наука, и как искусство, эти тенденции проявились раньше, она сама как направление выбивалась из ряда и опережала все эти многочисленные постмодернистские повороты в гуманитарных науках. 

Вы были членом жюри международных фестивалей визуальной антропологии. По каким критериям Вы оцениваете фильмы? Что делает фильм успешным в визуальной антропологии? 

На мой взгляд, есть несколько важных критериев. Создает ли фильм то самое «ощущение присутствия», о котором писал еще Ричард Ликок, втягивает ли зрителя за пространство экрана, позволяя проживать вместе с героями происходящие события, то есть выполняет ли он функцию посредника. Поэтому мы и свой московский фестиваль назвали «Камера-посредник». При этом важно, чтобы автор (человек с камерой) не навязывал своей позиции ни героям, ни аудитории. Важно оставлять пространство для самовыражения, для собственного рассказа сообщества о себе, а также для собственных размышлений зрителя, а не просто предоставлять информацию.  Отсюда, безусловно, важнейшим критерием является этический – не навредит ли фильм героям, не сформирует ли стереотипов их восприятия. Антропологическое кино не снимается скрытой камерой, это всегда взаимодействие между героями и режиссером. 

С развитием технологий съемки ужесточились требования к техническим характеристикам фильмов. Антропологу необходимо владеть не только знаниями предмета, но и языком кино. Полезнейшим  опытом для меня стало участие в жюри международного антропологического конгресса. Это был серьезный отбор, из 795 поступивших в Оргкомитет фильмов, в программу вошли только 27. Отбор происходил в несколько этапов и длился полгода, в итоге каждый из выбранных фильмов был отсмотрен не менее, чем десятью членами жюри и к каждому из них применялась десятибалльная шкала по целому ряду критериев: антропологичность, работа с героями, ценность для науки, полевая работа, качества, звука, изображения, использования нарратива и т.д. Что же касается успешности… Антропологическое кино делается долго и требует много усилий, времени, терпения. Это нишевое кино, оно изначально не рассчитано на массовую аудиторию как голливудские блокбастеры. Вместе с тем, порой мы недооцениваем его возможностей, считая, что его целевая аудитория лишь специалисты-антропологи. Запрос в обществе на такое кино растет. Поэтому нам и хотелось проводить свой фестиваль на знаковых городских площадках, а не в университетских кампусах. Заметно взаимное сближение документального кино и кино, созданного антропологами.  Режиссеры-документалисты используют антропологические методы и отправляются в поле, а антропологи учатся у них навыкам съемки. Поэтому не так уж редко антропологические фильмы попадают в программы профессиональных фестивалей, на большие экраны, выходят в прокат. Например, фильмы, снятые антропологами из Гарвардской сенсорной лаборатории. Или анимадок «Книга моря» сотрудника нашего Института Алексея Вахрушева.

Вы работали редактором-аналитиком на телеканале «Культура». Как Вы считаете, что нужно предпринять, чтобы популяризировать этнологию и визуальную антропологию на телевидении, сохраняя научную достоверность? 

На самом деле визуальная антропология не занимается популяризацией науки, как часто считают, это исследовательский инструмент и особая методология. Но, безусловно, популяризация науки – важная задача. Хотя соблюсти этот баланс между научной достоверностью и зрелищностью, о котором Вы говорите, очень нелегко. Телевизионный формат изначально предполагает некие рамки, упрощение, схематизацию, манипуляцию зрительским восприятием. Универсального рецепта, наверно, нет, но ученому, который включается в такого рода деятельность, важно стоять на своем, тщательно проверять телевизионный продукт на всех этапах создания и при этом уметь рассказывать о сложном просто и занимательно.  

В чем, на Ваш взгляд, заключается сила визуальной антропологии как метода исследования? Какие ограничения у этого метода? 

Визуальная антропология выросла из этнографических съемок, когда антропологи взяли в руки камеры, чтобы зафиксировать ускользающие из их блокнотов явления, явления, не поддающиеся описанию привычными вербальными методами, – танцы, ритуалы, трансовые состояния. Но дело не только в возможности фиксации того, что не опишешь словами, камера в руках антрополога – это еще и средство коммуникации, способ посредничества. Еще камеру можно передать в руки тех, кого мы изучаем, и они сами расскажут нам о себе. Камера может стать средством борьбы за права коренных народов, может создавать свидетельства и помогать сохранять наследие. Кроме того, визуальная антропология уже давно не только камера и съемки, это и способ анализа визуального материала, это возможность включения в исследования эмоций и ощущений, важнейших составляющих любых человеческих сообществ. Неслучайно в одном из важнейших антропологических журналов постоянный раздел «Визуальная антропология» стал называться «Мультимодальная антропология».  Поэтому у визуальной антропологи, на мой взгляд, нет недостатков, другое дело, что, к великому моему огорчению, ее преимущества до сих пор не используются в полной мере. 

Как Вы видите связь между Вашими научными интересами – старообрядчеством, Урало-Поволжьем, визуальной антропологией и антропологией города? 

Мои исследовательские интересы сформировались естественным образом. Я жила и работа в Уфе, поэтому поле было выбрано поблизости. Кроме того, мы ездили в музейные собирательские экспедиции в самые разные поселения Башкирии, Пермскую, Кировскую, Челябинскую, Оренбургские области. В Урало-Поволжье очень много смешанных в этническом и религиозном отношениях поселений, все очень тесно переплетено семейно-родственными связями, разного рода взаимодействиями и обменами, поэтому начав изучать какое-то одно сообщество, очень сложно отделить его от соседних, это всегда оказывается так или иначе изучением множества взаимодействий. Через изучение старообрядчества я познакомилась с сотрудниками МГУ имени М.В. Ломоносова, которые уже много лет занимались съемкой разных старообрядческих групп. Мы организовали совместную школу по визуальной антропологии в деревне Венеция в Башкирии. Затем я перебралась в Москву и включилась в организацию фестивалей. Что касается других тем, то это уже были московские проекты, в которых я участвовала – по малым городам, по dead studies и т.д. Безусловно, важно быть хорошим специалистом в какой-то одной области, однако по выражению Козьмы Пруткова, «специалист как флюс, полнота его односторонняя». Мне кажется, иногда полезно побыть дилетантом в какой-то области, выбрать новое поле, это поддерживает исследовательский интерес, открывает новые ракурсы. Хотя, в любом случае, основными моими темами остаются – старообрядчество и визуальная антропология. 

Что бы Вы посоветовали молодым исследователям, которые хотят заниматься визуальной антропологией? С чего начать? Какие навыки необходимо развивать?

Обычно все молодые исследователи начинают с чтения специальной литературы, наращивания каких-то базовых знаний по предмету. Начинающим визуальным антропологам, помимо литературы по антропологии, понадобится еще литература по искусству кино, фотографии, цифровых изображений, психологии восприятия и т.д. А еще нужно будет не только много читать, но и много смотреть. И, конечно, самим попробовать снимать. При этом тема исследования не обязательно может быть связана именно со съемками, это может быть антропологический анализ визуального, но собственная съемка позволяет лучше понять природу изображения, его композицию, символику, почувствовать особенности визуальной коммуникации, выстраивания отношений с исследуемым сообществом. На мой взгляд, это необходимый навык.

Какие фильмы визуальных антропологов оказали на Вас наибольшее влияние?

Это сложный вопрос потому что антропологическое кино – явление активно развивающееся, фильмов огромное количество, список тех, которые оказывают на меня влияние, постоянно пополняется. Наверно, можно назвать что-то из классики, «Человек с Арана» Роберта Флаэрти, «Хроники одного лета» Жана Руша и Эдгара Морена, «Лес блаженства» Роберта Гарднера, школьный цикл Девида МакДугалла, их я периодически пересматриваю и рекомендую студентам. Из современных авторов люблю фильмы Лииво Нигласа, Лисбет Хольтедаль, фильмы лаборатории сенсорной этнографии Гарварда, всего не перечислить.